Неужели прибалты еще тогда, двадцать лет назад, что-то заподозрили и попытались раскопать? Ну, ладно, не двадцать, а восемнадцать, это не слишком меняет дело. А если так, почему все эти годы только Логан сиднем сидел в Алзамае и притворялся Эдуардом Эрлихманом? Впрочем, может он здесь и не один. Но пойнтер сказал, что больше никто не интересовался маяком. И даже не пытался приблизиться. Да и Эрлихман-Логан к нему не приближался, видимо, изучал издалека, с помощью селектоидов-эмпатов и дистанционной аппаратуры.
Макс взял со стола другую фотографию, и с минуту пристально вглядывался в удивленное лицо Логана. Снимок был сделан, наверное, в ту самую секунду, когда скорпион вонзал жало; яд еще не начал действовать и жертва почувствовала только болезненный укол. Миг перед смертью.
Так и не сумев ничего прочесть в этом взгляде, Макс разорвал обе фотографии на клочки и устроил в пепельнице миниатюрный крематорий. Пока обрывки фоток горели, с ножницами в руках подошел к щербатому зеркалу. С тяжким вздохом отхватил себе первый локон роскошной ухоженной шевелюры. Первый, второй, третий… А когда на голове остались только безобразные клочки, намылил все это безобразие, и принялся тщательно выбривать. Под ноль. Даже уши.
Еще час он провел под кварцевой лампой, придавая лысине естественно-загорелый оттенок.
Когда он снова подошел к зеркалу на него глядел худой и скуластый парень, которого Макс уже успел забыть. М-да. Наметанный глаз, конечно, в конце-концов распознает того самого вчерашнего волосатика. Обыватель же непременно решит, что перед ним другой человек. Ну и ладно.
Одежду Макс запихал в непрозрачный пакет и бросил в угол; придет час и пакет этот успокоится на какой-нибудь далекой свалке.
В крошечное оконце под самым потолком с любопытством заглядывал вечер.
«Подремлю», – решил Макс.
Ему предстояло насыщенное утро. А еще нужно унять панику в разбитом подсознании от сегодняшнего убийства. Макс не впервые убивал себе подобных. Но психика – слишком тонкая штука, чтобы не обращать внимания на ее фокусы. Нервный срыв может погубить в итоге все задание.
Макс лег на расстеленный спальник и сконцентрировался. И стал крупица за крупицей вытравливать из собственной души страх, растерянность и боль – все, что скопилось там за прошедшие после убийства Карла Логана часы.
Глубокой ночью Макса что-то разбудило: не то посторонний звук, не то верное чувство близкой опасности. Он открыл глаза и вслушался. Облюбованный подвальчик полнился ночью; где-то далеко с размеренностью метронома булькали водяные капли.
И все-таки, что-то было не так.
Чужаков он почувствовал через минуту. Почувствовал носом – но не запах тела, прически или оружия, как обычно, а непривычно стерильную безликую волну, которая текла от бесшумно передвигающихся людей. Они явно пользовались какой-то новомодной химией для уничтожения естественных запахов. Если бы Макс спал, он точно не обратил бы внимания на подобный запах.
Их было трое, это Макс понял мгновением позже. И они пока крались по соседнему подвальчику. Он так же бесшумно вскочил, подобрал свой бесценный шмотник, сунул туда ком спальника и шастьнул к лестнице. Конечно же, он спал одетым и обутым. Сколько раз эта привычка спасала? И не счесть, наверное.
На нижней ступеньке он ненадолго замер и прислушался-принюхался. Чужаки позади и не думали спешить: все так же размеренно скользили по подвалу, приближаясь к комнатенке, где прятался Макс. Как всегда в минуты опасности все чувства обострились: Макс неплохо видел в практически кромешней летней тьме, выбритые уши ловили каждый еле слышный шорох, а влажный, как у диких собак, нос читал запахи, словно книгу.
У выхода его ждали. Конечно, ждали, об этом можно было просто догадаться. Какой смысл ползти к его тупичку через весь подвал? Темный и заваленный всякой дрянью? Эти ребята явно знали, что Макс отследит гостей в подвале и бросится наутек. Прямо к ним в лапы. И гнали его, как волки зверя.
«Надо бы их сильно разочаровать, – подумал Макс. – Только как именно?»
Рука уже сама нашаривала в кармане шарик наступательного хемолюминофора. В запасе оставалось секунд десять, пока троица из подвала пересечет его клетушку и выйдет к лестнице.
Раздавив шарик ногтями, Макс швырнул его наружу и зажмурился. Мертвенная синяя вспышка забралась даже под зажмуренные веки. Он знал, что сейчас творится перед входом в подвальчик: шарик распух до размеров теннисного мяча и превратился в крошечное солнце. Народ из засады, скорее всего, трет руками невидящие глаза.
Пауза в три секунды; Макс напряг мышцы лица и заблокировал носовые пазухи. Волшебный шарик перестал сиять, он выжег люминофор дотла; теперь он с легким хлопком распался на множество комочков и выпустил наружу волну боевого, чрезвычайно активного феромона.
В тот же миг Макс рванулся вперед. Неясную фигуру, возникшую на пути, он сшиб коротким ударом локтя и скользнул влево от лестницы, к пролому в лысом заборе. Все колючки у пролома он заранее пообломал, чтоб можно было проскочить в эту дыру не оставляя клочков одежды.
Кто-то стоял на коленях рядом с дырой и действительно тер глаза. Макс мог ему только слегка посочувствовать. Это на час, не меньше.
Он, не глядя, нырнул в дыру. И сразу угодил в чьи-то цепкие объятия.
От человека, который его схватил, пахло еле-еле, той самой непонятной стерильной химией. Не будь у Макса искусственно восстановлено обоняние – он бы вообще не ощутил никакого запаха.
В следующую секунду кто-то вырвал из рук Макса шмотник; Макс наугад отмахнулся локтем и снова попал. Рядом сдавленно ухнули, но в тот же миг на голову обрушился сильнейший удар. Макс покачнулся, и тут же прилетело кулаком в лицо. Безжалостно, коротко и мощно. В голове мгновенно разорвалась бомба, и мир слегка поплыл.