Волчья натура - Страница 45


К оглавлению

45

Хотя, правильно: чего русским злорадствовать? Только забот лишних добавилось.

– Ну? – спросил Коршунович. – Выкладывай, Семеныч. Чего накопали?

Золотых усилием воли подавил злость. Надо сотрудничать. Таков приказ, да и здравый смысл подсказывает, что надо. Загнать мучительный стыд поглубже, проанализировать случившееся, и обратить все что можно на пользу.

– Да чего тут рассказывать… Такой наглости не ожидал никто, этим он и воспользовался. Вошел с парадного входа, сунул вахтеру удостоверение… в закрытом виде. Потом сделал вид, что собирается его раскрыть, и выстрелил в вахтера. У лифтов в это время торчал мой ординарец; каким-то образом гость парализовал и ординарца; после чего поднялся на лифте. Затащил ординарца за штору в холле, и, видимо, сразу же направился в нужное крыло, из чего легко заключить: о местоположении арестованных ему было известно загодя. В коридоре столкнулся с местным архивариусом, перебросился парой фраз. Архивариус ничего не заподозрил, решил, что он из нашей группы, и пошел своей дорогой; этот без промедлений направился к одиночкам. Дежурный тоже принял его за одного из нас, что, в общем-то, вполне естественно. Откуда в здании управы посторонние? Проник внутрь, пропущенный тем же дежурным, и практически сразу постучался назад, дескать, забыл что-то. Моментально выключил дежурного. И все, больше его никто не видел. Вероятно, быстренько покинул здание, и тю-тю… Минут десять у него на все ушло, не больше.

– М-да… – протянул Коршунович. – Матерая работа. А мотивы каковы, как думаешь?

– Шарадниковых заткнуть, – пожал плечами Золотых. Злость его мало-помалу испарялась. Коршунович подошел к делу очень корректно и профессионально. Золотых и сам к этому стремился. – Какие еще могут быть мотивы, сам подумай?

– А если это волки? – вмешался Чеботарев. – Очень ведь бесцеремонная работа. Прям, как на Пожарке ночью…

– Вряд ли, – усомнился Коршунович, задумчиво качая головой. – Волки в Берлине клали всех без разбору – намеченных жертв, свидетелей, людей из полиции, если те успевали вмешаться. А тут очень чистая работа. Убиты только Шарадниковы, остальные просто временно выключены из событий. Образцовый «фитиль».

– Твоя правда, – кивнул Золотых. – Не волчья это работа, нутром чую…

– Погодите, – вставил вдруг Чеботарев. – Говорят, этот фрукт был лысый?

Золотых уставился на него.

– Лысый. А что?

Чеботарев возбужденно, потер щеки.

– Дьявольщина! Подвал на Пожарке! Куда мы ночью ездили!

– А что – подвал? – не понял Золотых.

Чеботарев изо всех сил пытался казаться спокойным.

– Шелухин там все досмотрел как следует… с помощью экспертов, разумеется. Это только на первый взгляд там подобрали все до крупинок, как я докладывал. А на деле мы нашли несколько волосков у зеркала. Свежесрезанных. И еще – на самом зеркале, на умывальнике, в стоке… В общем, вечером тот, кто в этом подвальчике обитал, с большой долей вероятности подстригся, а затем наголо выбрил голову.

Золотых задумался.

– А потом, выходит, инсценировал собственное похищение, так что ли? – спросил он с сомнением.

– А почему нет? – Чеботарев все более увлекался собственной версией.

– Не пойдет, – хмуро сказал Нестеренко. – В подвальчике обретался афган, а в управу ходил пинчерообразный аморф.

Азартный огонь в глазах Чеботарева сразу потух. Но он еще пробовал сопротивляться:

– Не чистый ведь афган… Мешаный…

– Афгана с пинчером не спутаешь, – вздохнул Нестеренко. – Даже мешаного афгана с мешаным пинчером. Даже если обоих обрить налысо.

– М-да, – протянул Коршунович. – А гипотеза интересная. Скажите-ка, други, а не было ли в первом круге потенциальных поднадзорных изначально лысых?

– Нет, – не задумываясь ответил Золотых.

– А пинчеров?

– Михеич этим занимается, – подсказал Чеботарев. – С таксой-архивариусом работает. Может, и найдут кого похожего.

– А может, и не найдут, – Золотых болезненно поморщился. – Даже наверняка не найдут.

В дверь постучали; спустя секунду вошел Герасим, доселе шаставший по окрестным улицам.

– Ну? – повернулся к нему Золотых.

– Просто поразительно, – ответил тот. – Никто ничего не видел. Приблизительно во время визита в управу с поперечной улицы отъехал экипаж. Ни породы, ни номера, ни даже цвета установить не получилось. И еще вот, – Герасим выудил из внутреннего кармана пластиковый пакет, обернул носовым платочком руку и показал всем присутствующим портативный широкодиапазонный оптический усилитель. – Оставлен на чердаке дома напротив. Сыт, полностью готов к действию. Никаких отпечатков или сопутствующих следов. Того, кто его оставил, не видела ни единая живая душа.

– Блин, – выругался Чеботарев. – Можно подумать, что здесь пустыня, а не город!

Коршунович, взявший из рук Герасима бинокль вместе с платочком, покосился на него.

– Пустыня, говоришь? – переспросил он непонятно зачем.

Чеботарев осекся и вопросительно воззрился на него.

– Э-э-э… В каком смысле?

– А вот погляди, – сказал Коршунович и показал ему маленькое клеймо на панцире бинокля.

Чеботарев, шевеля губами, прочел:

– «Питомник оптических селектоидов. Ашгабат, Туркменистан.»

– И впрямь, пустыня, – крякнул россиянин Лутченко.

– Да бросьте вы, – брюзгливо сказал Золотых. – Мало ли где его вырастили? И мало ли кто им пользовался…

Повисло недолгое молчание, прерванное стуком в дверь.

– Да! – раздраженно бросил в сторону входа полковник.

Вошел взъерошенный Больных. Вид у него был слегка очумелый.

45